1.»Уста от горести вопиют…»

 

В 1611-1612 гг. наша страна переживала тяжелейшие времена. Смута, зародившаяся еще в конце XVI века, довела состояние общества до крайнего изнеможения. Для всех стало очевидно, что Московское государство гибнет. Москва сожжена, люди из разоренного города разбрелись по стране кто куда.

По словам Ивана Тимофеевича Семенова, современника Смуты, «земля наша может уподобиться некой оставшейся после мужа вдове, которая находится во власти своих же собственных рабов, разоряется, разрывается и как бы по жребиям разделяется, наказанная этим по Божию усмотрению».

Бесчинствовали поляки, черкасы, свои русские из Московского государства воры. Из-за отсутствия сильной центральной власти в народе нарастала распущенность. Спасая свои семьи, люди уходили в глухие места, прятались в лесах,  болотах, селились по монастырям. Толпы беглецов с разных сторон устремились к Троицкому монастырю, и страшно было смотреть на них: «изломаны, обожжены», изуродованы, «многие приходили в монастырь для того, чтобы исповедаться, приобщиться и умереть…». Такое положение для множества людей длилось уже давно и происходило почти повсеместно. Беда не обошла никого.

Кроме разорения и физического страдания страшным несчастьем для всех был плен. Чтобы выкупить «из латинства» своих близких, люди из разных городов и уездов шли к польскому королю под Смоленск. Оттуда они сообщали: «Никто не жалеет нас. Иные из наших ходили в Литву за своими матерями, женами и детьми и потеряли там свои головы. Собран был Христовым именем откуп — все разграбили…, во всех городах и уездах, где завладели литовские люди, поругана православная вера, разорены Божии церкви…».

С каждым днем становилось все хуже. Еще при жизни П.Ляпунова страна узнала о печальной судьбе Смоленска и Великого Новгорода. О том, что происходило в 1611 году, очевидец писал: «уста от горести вопиют», камни и то плачут «о таком разорении и запустении в царствующем граде Москве от безбожных латын, от польских и литовских людей и от своих злодеев — изменников и от богоотступников…».

Убив Ляпунова и получив власть, казаки воровства своего не оставили: ездили по дорогам станицами и побивали. «Подчиняться такому правительству» страна в большинстве своем не хотела. Особенно после того, как бывшие тушинцы из стоявшего под Москвой ополчения присягнули Псковскому вору. Боярскому правительству народ тоже не верил. Авторитет Боярской Думы и дворцовой знати упал». Население не знало, кому повиноваться и за кем идти. Обе власти — польская в Москве и казачья под Москвой — были неприемлемы: первая представлялась вражеской и изменной, вторая — «воровская».

Подмосковное ополчение Д.Трубецкого распадалось, неся тяжелые потери от боев, голода и нужды. Земские рати возвращались домой. Росло число раненых и увечных. Люди все больше осознавали свое бессилие, ни на что не надеялись и молились только о том, чтобы Господь пощадил «останок рода Христианского» и оградил миром «останок Российских царств и градов и весей».

Но царствующий город еще держался, а московские патриоты рассылали гонцов с призывами о помощи. От собранного в Троице-Сергиевой Лавре Совета во Владимир и в Ярославль в начале октября выехали его представители. Совет вместе с монастырскими старцами призывал города ускорить сбор сил в помощь подмосковному ополчению и собраться всем в Переяславле. Но разруха и усталость от войны сделали свое дело: собрать значительных сил в Переяславле не удалось.  Прослушав грамоты из Троицкой Лавры, народ только говорил: «Горе нам. Погиб царствующий град! Гибнет и все Московское государство!». Или: «Нет, нам уже не будет избавления, чаять нам большей гибели!».

Осенью 1611(*) года  люди ясно стали осознавать, что без формирования «новых крупных воинских сил выиграть битву за Москву» и за страну невозможно. А о том, что ждет русских людей в случае их поражения от поляков и литовцев, они хорошо знали из посланий от людей из-под Смоленска. Рассказывая о своем бедственном положении среди поляков, они обращались к соотечественникам в России: «отпишите, чтобы всем было ведомо, чтобы всею землю стать нам за православную веру, покамест мы еще свободны, не в рабстве и не разведены в плен…». «Не думайте и не помышляйте, чтобы королевич был царем в Москве»; «У них в Литве положено, чтобы лучших людей от нас вывести и овладеть всею Московскою землею. Ради Бога, положите крепкий совет между собою».  А еще на Руси знали, что гнет податного населения в Польше был самым тяжелым в Европе.

От Патриарха Гермогена также во все земли пришла весть об опасности нового кровопролития, которую несла авантюра Заруцкого о присяге Ворёнку — младенцу Ивану. Патриарх смог донести до людей свою волю: Ворёнку не присягать и собирать силы для освобождения Москвы.

Центром сбора новых ратей стал Нижний Новгород. Несмотря на повсеместное уныние, люди ещё не совсем предались отчаянию. Каждый раз по звону колоколов, направляясь на площадь к церкви, они говорили меж собой: «Авось, наши не пошли ли на польских людей, не думают ли служить ради того благодарственного молебна…». Еще жила в них надежда на милость Божью, на то, что Он даст силы народу защитить свою землю.

Более того, в полной мере очень многие тогда осознавали необходимость активных действий, чтобы «чинить промысл» над врагами. В Нижнем Новгороде уже думали о том, что делать, чтобы выйти из отчаянного положения: «начаша мыслити, како бы помощь Московскому государству».

________________________________________________

(*) В XVII веке с 1 сентября начался новый 1612 год.

 

2. «Начаша мыслити, како бы помощь

Московскому государству»

 

Не могли русские люди смотреть на то, что происходило в их царстве и в Москве. Церковь и патриоты поддерживали падающий дух народа. «Среди всеобщей растерянности и уныния нижегородские посадские люди положили начало новому духовному подъему её верных сынов, ее «последних людей», как их называет летописец».

В каждом городе и селении находились неравнодушные «болельщики» и «страдальцы» за родную землю и православную веру. Повсюду были земские и служилые люди, только и ждавшие призыва, чтобы встать под знамена освободительной войны. Все понимали — нужны решительные меры, что многие православные поддерживают их, что они есть, «только неявственно стоят». Ждали вождя. И, наконец, в одно из воскресений в Нижнем Новгороде на площади к горожанам вышел Минин и «возопи во все люди!».

По этому поводу церковное предание гласит следующее: «По молитвам прп. Макария Унженского появился другой спаситель нашей земли из Нижнего Новгорода, которому прп. Макарий помог собрать войско и прогнать врага». Разосланные из Троице — Сергиева монастыря грамоты везде читались и все собирались слушать, «но, не зная, что делать, расходились. Но не так поступили новгородцы. Когда там была прочтена грамота, в которой просили помощи», то Кузьма Минин, подкрепляемый прп. Макарием, явился на торжище и сказал: «Буди благословен Богом час сей! Отселе дерзаем на дело святое! Ценою нашей крови и всякого нашего достояния искупим от озлоблений и бед всю землю русскую!» Люди слушали Кузьму, «как самого прп. Макария, который посылает их на врагов, пребывая постоянно с ними сам и приготовляя им венец победы».

Были и другие обстоятельства, побудившие К.Минина обратиться к нижегородцам. Одно из них — это избрание его в земские старосты, в котором он увидел «начало Божия промысла»;   другое — это явление ему прп. Сергия Радонежского, который призывал Минина «разбудить спящих» и взывать, прежде всего, к юным, ибо, по словам летописцев: «оскудеша премудрые старцы и изнемогоша чудные советники».

Действительность была такова, что ответственность за спасение Отечества и православной веры ложилась теперь в большей степени на плечи молодых, ибо деды, отцы, дяди, старшие братья по разным причинам сделать этого уже не могли. Кто-то погиб, кто-то был в плену, кто-то изранен, а кто-то уже ни во что не верил. На сходках староста Минин говорил: «Московское государство разорено, люди посечены и пленены. Бог хранил нам город от напастей, но враги замышляют и его предать разорению, мы же немало об этом не беспокоимся и не исполняем свой долг». Старейшие люди помалкивали. Молодежь обращалась к ним с укором: «Что в вашем богатстве? Коли придут враги и град наш возьмут?.. И нашему единому городу устоять ли?».

Тяжело, очень тяжело было старикам расставаться со своим добром. В этом видится еще один аспект подвига земских людей. Отдать две трети годами нажитого имения трудно даже на святое дело. Представьте себя на их месте, ваши мысли, действия. И сегодня и тогда не каждому легко расстаться со своим добром.

Особо следует отметить еще одно обстоятельство, побудившее Минина взяться за благое дело. О нем говорилось в одной из грамот, присланной Троицкими монахами. В ней они описывали «между прочим, как освободились с помощью Царицы Небесной и Преподобного Макария жители г. Юрьевеца, Решмы, Пуреха и Коряковской весей. Вот тогда-то, — подчеркивает автор предания, — Кузьма Минин, «подкрепляемый прп. Макарием», и «явился на торжище» сказать свою речь». Эти слова показывают, что о победах жителей Юрьевецкого уезда и близлежащих дворцовых волостей в 1609 году знали в Троице — Сергиевой Лавре, в Нижегородских землях.  И, главное, вспомнили, чтобы воодушевить народ на новую борьбу, показывая на этом примере, что поляков не надо бояться, и не ждать, когда кто-то придет и всех спасет, что надо, как тогда, в 1608-1609 годах, собираться всем миром, всей землей, и браться за оружие и защищать Отечество.

Известно, что историки на протяжении многих лет восстанавливали и реконструировали речи Кузьмы Минина через расспросы в народе, считая, что именно там сохранилось предание о них. У В.Татищева, например, речь Минина перекликается с призывами людей из-под Смоленска: «мужики, братья, вы видите… какой страх впереди, что легко можем в вечное рабство поляков, шведов и татар попасть».

А вот как звучала на Руси речь Минина в народной исторической песне:

«Ох, вы гой еси товарищи Нижегородские купцы!

Оставляйте вы свои домы,

Покидайте ваших жен, детей,

Вы продайте все ваше злато-серебро,

Накупите себе вострых копиёв,

Вострых копиёв, булатных ножей,

Выбирайте себе из князей и бояр удалого молодца,

Удалова молодца воеводушку;

Пойдем-ко мы сражатися

За матушку за родную землю,

За родную землю, за славный город Москву.

Уж заполонили-то Москву проклятые народы Поляки злы…!

Освободим мы матушку Москву от нечестивых Жидов,

Нечестивых Жидов, Поляков злых!».

Речь своего старосты «нижегородцам люба бысть».

​

 

​

3. "Не пристающий к защитникам Родины — бесчестен"

 

Посадские и земские люди поддерживали Кузьму, опасаясь за свой город, они первоначально решили нанять служилых людей для защиты его от разграбления. Пригласили для этого смолян, дали им и их коням корм. По мнению нижегородского историка Н.Ф.Филатова, 6 января 1612 года следует считать датой основания Нижегородского ополчения. В этот день, накануне Крещения, жители города встречали смоленских ратных людей у Покровских ворот Большого острога.

С конца ноября 1611 года* в Нижнем Новгороде начинает действовать «Приказ ополченских дел» во главе с Пожарским Д.М. Он собирал отряды в помощь «подмосковным полкам» Д.Т.Трубецкого. Очень примечательны слова Дмитрия Михайловича Пожарского в ответ на просьбу нижегородцев возглавить ополченцев. Князь сказал: «Ополчаюсь! Не пристающий к защитникам родины — бесчестен. Острый меч решит судьбу…». А ещё Пожарский любил говорить, что его к великому делу «вся земля приневолила», то есть всем миром упросили.

Действия нижегородцев активизировались после того, как отряды Трубецкого под Москвой присягнули Псковскому вору. Тогда Минин и Пожарский от имени «Городского света», от имени нижегородских и ратных людей открыто отмежевались от изменников и начали рассылать грамоты в ближние и дальние, «в Поморские и во все Понизовые» города и «по болшим селам». Было решено создавать новую рать, независимую от подмосковных властей. Летопись отмечает, что были в той рати между ними «совет велий  и любовь, что отнюдь меж ими не бяше вражды никакия».

Вокруг Кузьмы Минина и князя Дмитрия Михайловича Пожарского объединялись те, кто не поддался унынию. В Нижний Новгород со всего Московского государства стали съезжаться «бояре, дворяне, дети боярские, и казаки, и стрельцы, и всякие служилые люди, среди которых были татары и иноземцы. И получали жалованье, кто чего достоин».  Служилые люди и составили костяк рати. Горячо они откликнулись на призыв. Да только мало их было. Города «могли дать лишь очень ничтожное количество» воинов, особенно малые, например, такие как Балахна, Гороховец, Юрьевец. Немного набралось ратных из Суздальских и Владимирских, и Муромских земель, т.к. были разорены; к тому же там уже хозяйничали люди Заруцкого и Просовецкого.

_______________________________________________

* По старому летоисчислению 1612 года.

 

 

4. "Авось, наши не пошли ли на польских людей…"

 

К началу похода людей было собрано немного. В.Татищев пишет, что вышли из Нижнего, «имея не более как до 2000 человек». Некоторые историки определяют численность рати не более 3000 человек. Краевед из Южи Е.В. Сметанин называет цифру 4,5 тысячи: «3,5 тысячи стрельцов, 1 тысяча кавалеристов» и 300 всадников из авангарда князя Дмитрия Лопаты Пожарского. А вот как сказано в Латухинской степенной книге: «Получив вести из Казани о злосоветии казанских властей», князь Димитрий, «воспомянув иерусалимское пленение, ияко тогда собрашася последние люди греченя, и град той очистиша, сице и сей тако же возложи оупование на всесильного Бога, и даде не оскудно жалованье ратным людем, и пойде из Нижнего в собранной силе». Ополченцы «утешали себя воспоминаниями, как издревле Бог поражал малыми людьми множество сильных».

Итак, сил было мало! Но все же выступили. Кто же были эти смельчаки и, как говорят летописцы, последние люди русских земель. Среди них были жители Балахны и Гороховца, Казани, Вологды, Ярославля, Коломны, Рязани, Вязьмы, Дорогобужа. «Городское движение Нижнего Новгорода, — пишет С.Платонов, — очень быстро стало Низовским, а потом  общеземским».

Выступление основных сил земской рати, по мнению большинства историков, произошло в конце февраля — начале марта (по старому стилю), но «не ранее 23 февраля (5 марта)» или 5-10 марта 1612 года, называют также 12 февраля 1612 года.  Ивановский исследователь А.Б.Дьяков по этому поводу пишет: «Известно, что ополчение выступило из Нижнего Новгорода на Ярославль, по одним источникам, «в Великий пост, 23 февраля». Но эти данные вызывают сомнение. Во-первых, Великий пост начинался 24 февраля, т.к. в 1612 г. Пасха выпадает на 12 апреля. Во-вторых, 23 февраля — воскресенье (точнее «Прощеное воскресенье»)… По другим данным, ополчение выступило на Ярославль не раньше 5 марта (среда)».

Нижегородский историк Б.М.Пудалов  о дате выхода также пишет предположительно: «Время начала похода определяется по ряду косвенных свидетельств, в частности, в разрядных записях Баима Болтина упомянуто о выступлении в начале «великого поста». Учитывая, что 1612 год — год високосный, то приходится первый день поста на 23 февраля.

В дополнение ко всему сказанному хочется привести один любопытный документ из фондов Нижегородского архива. Это рукопись, которая излагает краткое предание о том, когда и как нижегородцы провожали воинов в поход. Документ так и называется «Краткое историческое предание переданы столетнему деду моему и деду отцу моему». Автор документа отмечает достоверность сведений тем, что «мой отец был более ста лет и передавал от прадеда в 1830 году». Вот этот рассказ: «15 февраля 1612 года было так: перед Молебном за три дня был пост трехдневный и во все три дня звон во всех церквях, для убиенных совершалась на площади панихида, а потом о благополучном походе в Москву и о победе врагов, … торжественно молебен с иконами и священством провожали до каждого села, с пением и чтением Иисусу и Божией Матери из Акафистов. Когда завидят верховых начинают благовест и на встречу идут с иконами и хлебом солью священству и жители стекались с плачем и восторгом. Молодежь приходила и присоединялась к Ополчению». Выходили в поход из Кремля. К документу приложены чертежи и рисунки, показывающие, где Минин говорил свои воззвания.

Рассказ интересен ещё и тем, что показывает нам с каким воодушевлением и радостью люди встречали и провожали воинов, всем миром оделяли  их жалованием и кормом, молились о них.

О расхождении в датах выступления можно предположить, что какие-то отряды ополченцев выступили раньше, какие-то позже, возможно, что группы прибывающих в Нижний Новгород выступали следом уже в начале Великого Поста. О том, что большое войско вряд ли вышло из города в самом начале Поста, говорит тот факт, что по правилам церкви первые четыре дня в храмах проходят длинные и торжественные службы, где читают покаянный канон прп.Андрея Критского и творят сугубые молитвы. Устраивать такие службы в пути неудобно. В поход нужно было выйти или до них, чтобы успеть дойти до ближайшего крупного поселения, или после. Пренебречь такими богослужениями в тяжёлое для страны время  те люди не могли.

А ещё желательно было успеть в Кострому и Ярославль до наступления настоящей весны, распутицы, и пройти дальний путь по зимним дорогам.

Начало похода писатель В.Шамшурин описывает следующим образом: «Впереди шло дворянство, за ними ряды иноземных ратников — литовцев и немцев, по доброй воле примкнувших к ополчению. За иноземцами следовали стрелецкие конные сотни, … в конце тянулся обоз.

Войско провожали пением молитвы вставшие обочь пути церковные певчие и монахи:

«Приспело время

Смертию выкупить жизнь».

Путь рати лежал вверх по Волге, по правому горному берегу реки. В дороге предстояло пополнять войско и казну новыми вспоможениями из тех городов и сел, где будет проходить ополчение. Туда заранее направлялись гонцы с посланиями от Совета нижегородской земли и от Советов, пришедших в войско других городов. В грамотах они сообщали о своих целях и о том, что «дурна никакого ворам делати не дадим». Это производило сильное впечатление на жителей городов и сел. К нижегородцам потянулись все сторонники старого порядка. Определили своё отношение к земскому движению и казаки. Среди них начался раскол, часть перешла на сторону Пожарского.

Земские советы из разных селений направляли к Минину и Пожарскому людей «на совет» и «многую казну». Без этих земских людей деятельность руководителей ополчения считалась бы нелегитивной, так как права посадской общины распространялись только в пределах своей земли (уезда, волости или посада). Поэтому связь с земскими советами других поселений была необходимой.

Жители Балахны встречали земляков «с великою радостью и даша на подмогу казны».  За этой короткой фразой вновь видится многолюдная посадская площадь, горячие призывы, моления, прибытия пополнения и самоотверженность большого количества людей разных сословий, их боль, чаяния и решимость.

Далее, миновав село Вершилово, ратники направились в Пурех, где их тоже ждали с особым настроением, так как с 1610 года это село было владением князя Пожарского. Здесь тоже снарядили добровольцев. Также можно предположить с большой долей вероятности, что войско получило какую-то часть коней и фуража, подводы и тележные колеса, потому что по духовной грамоте князя и выписи о его вотчинах и поместьях известно, что в Пурехе разводили лошадей и производили колеса.

Далее путь ополченцев лежал через земли Юрьевецкого уезда, куда они и вступили.

​

​

​

5. «Потом  же  приидоша  в  Юрьевец  Поволжской…»

 

«В лютые времена Божьего гнева», когда «чуть не вся земля русская опустела», смута не пощадила и Юрьевец. Его сжигали, разоряли. Сократилось число жителей. Но люди возвращались, город и волости восстанавливались. Жизнь продолжалась: косили траву, мастерили, торговали, ловили рыбу, исправно платили оброк.

Ко времени прихода земской рати здесь были крепость, верхний и нижний посады; дорогу к ним прикрывал острог. Строения были деревянные, поэтому часто горели, но быстро отстраивались. В городе-крепости служили воевода и приказные люди, на посаде — земский староста. Кроме служилых и посадских людей в Юрьевце жили монахи, на землях при храмах обустраивались попы и церковные служки. В то время на территории Юрьевецкого уезда располагались подворья трех крупных монастырей: Николо-Шартомского, Савво-Сторожевского и Троице-Сергиевой Лавры. В самом городе были их дворы и еще несколько монастырей.

Жизнь в Юрьевце протекала так же, как и в любом другом поселении России начала XVII века.

Как и везде Смута внесла свои коррективы: теперь здесь проживали все больше старики, женщины, дети, которым удалось избежать плена. Много было вдов и инвалидов. Те служилые-калеки, кто мог ходить и держать оружие, несли городовую осадную службу при крепости и остроге. Посадские, торговые и крестьянские мужики ещё были, но их ряды значительно поредели от лихолетья.

Юрьевец к тому времени был уездным центром довольно большой округи, куда входили Елнатская, Юрьевецкая, Березницкая, Ямская, Городецкая и Заборская волости. Экономически тесно связана с городом была дворцовая Коряковская волость. Жители уезда как могли защищали свой город, горячо молились, ждали лучших времен, чаяли милости Божией и освобождения от бед.

По старому летоисчислению новый 1612 год начался в сентябре. К этому времени ситуация в стране и в центре опять осложнилась. Первое ополчение, куда с большой надеждой на восстановление порядка ушли люди, в том числе и из Юрьевецкого уезда, не достигло своих целей. В стране хозяйничали поляки Московских бояр, а потом короля Сигизмунда, и воровские казаки Трубецкого и Заруцкого. П.Ляпунов еще летом был убит. Многие ополченцы из-под Москвы возвращались домой. Часть юрьевецких ратных людей, надо полагать, тоже пришли обратно: кто-то был изранен, кого-то ждали хозяйственные дела, кто-то получил от Подмосковного правительства Трубецкого земли за службу и прибыли осваивать свои владения.

Несмотря на распад государственной власти, к осени 1611 года (т.е. к началу 1612 года) продолжали действовать созданные Первым ополчением приказы на основе составленного им Приговора (от 30 июня 1611 года). Среди тех, кто подписал его, были и юрьевчане.

О том, что  делалось в стране, жители уезда знали. По дорогам, через город, и перевозам, через Волгу, то и дело скакали вестовые с указами и грамотами то от столичных бояр и поляков, то от казачьего правительства, то от посадских советов из городов, передававших в другие города те или иные вести. Вестовые ясаулы отдыхали и скакали дальше, а людей местные власти собирали на площади, чтобы зачитать очередные распоряжения или призывы. Порой, ни во что уже не веря, жители, скорбя, уходили даже не обсудив их. Но, как было уже сказано, надежда жила.

От правительства Д.Т.Трубецкого в город был назначен воевода Тимофей Лазарев. Юрьевец в значительной части регионов не признал власть поляков и признавал приказы и грамоты казачьего предводителя, так как город нужно было оборонять от многочисленных польских и воровских (бандитских) шаек, которые никому не подчинялись и разъезжали по русским землям в поисках еды и наживы.

Как и в других городах, охрана города была обязанностью посадского мира и земских людей. Таков был порядок. Посошные  воины из мужиков переходили в распоряжение воеводы под начало дворянских служилых голов. Боеспособность таких бойцов во время Смуты не могла быть высокой, так как те, кто посильнее и покрепче направлялись в боевые соединения, а на городовой службе оставались старые, израненные и больные. Воеводами в небольшие города тоже посылали служить людей престарелых или неспособных уже к тяжелой ратной службе. Из Приговора П.П.Ляпунова, И.М.Заруцкого и Д.Т.Трубецкого: «а которые дворяне и дети боярские посланные по городам в воеводы и на всякие посылки в сбор, а на службе им бытии мочно, и тех из городов и из посылок переменить и велети им бытии в полки тот час, а на их место послать дворян сверстных и раненых, которым на службе бытии не мочно». Кроме военных забот в интересах центральной власти воевода ведал ямскими делами, житным, денежным и хлебным сбором, исполнял судебные функции.

Новый Юрьевецкий воевода был из московских дворянских людей и службу свою начал ещё во времена царя Ивана Васильевича Грозного. После Юрьевца другие места его службы в родословной не указываются.

Несмотря на столь высокое положение в городе, власть воеводы в смутное время была зачастую номинальной и немыслимой без согласия с земским советом. Бывали случаи, что без разрешения жителей уезда воеводу могли даже не пустить в город. Люди не хотели рисковать и брали ответственность за город и уезд в свои руки. Такая практика зародилась еще в 1608-1609 годах в разных городах и стала основой самосохранения и выживания людей в условиях безвластия. «Именно в это время на местах начинают складываться всесословные органы местного управления — городовые и уездные советы».  Так было в Юрьевце, в Нижнем Новгороде и многих других городах. «На местном уровне низовые формы самоуправления имели большое значение. Деятельность выборных в общине (земстве) и на посаде строго контролировалась рядовыми членами, и внутренние традиции этих организаций оказались очень стойкими».

В жизни дворцовых сел и волостей большую роль играли дворцовые приказчики или приказные дьяки. Но при отсутствии власти царя на первое место выдвигаются выборные представители сельских общин — старосты. «Выборные представители устраивали собрания для того, чтобы принять меры общественной безопасности и определить свое отношение к тем или иным событиям».  Имен тех людей, которые организовали сопротивление врагам и подняли людей на освобождение родной земли, мы пока, к сожалению, не знаем. Вечная им память!

 

6.   «О всяком  земском  деле учиним  крепкий  совет…»

 

Когда в Юрьевец прибывали гонцы с указами и грамотами, обсуждались они сообща, всесословно и всем миром. В совет входили также представители духовенства — соборные протопопы, настоятели монастырей. Уже с осени в Юрьевце начали получать послания из Нижнего Новгорода от Приказа ополченских дел, возглавляемого Д.Пожарским, который собирал отряды в помощь подмосковным полкам Д.Трубецкого. И вряд ли юрьевчане остались в стороне, потому что в предшествующие годы они постоянно демонстрировали свою активную позицию.

С февраля 1612 года нижегородские грамоты подписывали представители Городового совета, которые отмежевались от подмосковного казачьего правительства, объявив в формировании нового ополчения. Приговоры нижегородцев поддержали крупные города Верхнего и Нижнего Поволжья — Казань, Кострома, Ярославль.

В этих грамотах были четко сформулированы цели движения, даны духовное, военно-политическое и экономическое обоснования его правомерности: «Будем над польскими и литовскими людьми промышлять все за одни, сколько милосердный Бог помощи даст. О всяком земском деле учиним крепкий совет, а на государство не похотим ни литовского короля, ни Маринки с сыном, ни того вора, что стоит под Псковом». И еще: «…дурна никакого ворам делати не дадим». Эти слова горожане воспринимали одобрительно, потому что в каждом городе или селе были люди, готовые к борьбе и ждали только призыва. Нижегородские грамоты всюду читались на всенародных собраниях, куда были созваны со всего уезда лучшие люди. Там принимались решения (приговоры), собирались деньги на жалованье ратным людям, которые вместе с ополченцами отправляли в Нижний Новгород. «Город городу весть давал, один город убеждал другого спешить на выручку Православной веры и Московского государства».

​

7. «…дурна  никакого  ворам  делать не  дадим…»

 

Города принимали свои решения нелегко. Проблемы и конфликты не могли не быть, так как своих союзников везде имели и бояре, и Трубецкой, и Пожарский. Так было и в Юрьевце. Но тем не менее юрьевчане откликнулись на призыв нижегородцев и снарядили часть ратных (стрельцов) и посошных (обозных) людей, направив их в Нижний вместе со своими земскими выборными представителями и казной. Предполагалось первоначально, что ополчение пойдет на Москву через Суздаль, где и будет сбор всех ратей. Там же должны были провести и Земский Собор для выбора царя. Но направление похода пришлось изменить, так как воинов и казны в Нижнем собрали немного, земли Суздаля и Владимира находились под контролем казачьих вождей, которые видели в  земском ополчении Понизовых городов не столько союзников, сколько бунтовщиков против подмосковных бояр. Они понимали, что недоверие к ним крепко сидело в сердцах людей после их многочисленных измен крестному целованию, разбоев и убийств. В Суздаль на соединение с отрядами Заруцкого и Просовецкого Дмитрий Михайлович Пожарский не пошел еще и потому, что войско нуждалось в пополнении, которое можно было получить в Заволжских и Поморских землях. Отдать их полякам и казакам было нельзя. Чтобы обеспечить их безопасность, руководство ополчения брало под свою защиту все примкнувшие к нему города. Авторитет его в глазах земских общин сразу же возрос. Повсеместно при встрече горожане и крестьяне выражали «многую радость», и не жалели сил и средств, давая казну «многую», потому что в воинах ополчения они видели не только освободителей Москвы, но ещё и своих защитников, которых так не хватало измученным грабежами людям.

 

 

8. «Юрьевчане же тако ж прияша с радостию…»

 

Первыми в Юрьевецком уезде встречали ополченцев жители Ячменской и Городецкой волостей. Ссылаясь на нижегородского историка Варенцову Л.Ю., сделаем предположение, что отряды добровольцев и жителей Городецкой волости примкнули к войску уже в Балахне. Но скорее всего, это произошло в Пучеже, или в Юрьевце, который был территориально-административным центром этих волостей. Городецкая волость в то время числилась вотчиной князя Афанасия Васильевича Лобанова-Ростовского, который получил эти земли в Юрьевецком уезде «за царя Василия осаду». Объединившись с воинами из Заборской (ныне Сокольской) волости, городчане и другие жители сел и городов Заволжья переправлялись на правый берег Волги как в районе Пучежской слободки, так и возле Юрьевца на перевозах.

О том, что представители войска были в Заборской волости, сохранилось предание. Оно рассказывает, что поселение Устье, куда они прибыли, получило свое название Сокольское от ополченцев во время их похода в Ярославль. Почему так, предание умалчивает, указывая, что на это могли повлиять несколько обстоятельств: либо птицы — соколы, либо легкие сани, которые в то время называли «соколками», а может быть, быстроходные речные суда, прозываемые также. Рассуждая, что ополченцам в ту пору было не до соколиных забав, а речные суда не нужны, пока лед не растаял, можно вполне допустить, что легкие сани и оставили свои следы не только на снегу, но и в памяти людей, послужив общему делу.

Предполагают, что первая остановка на землях Юрьевецкого уезда была возле деревни Лужинки, недалеко от Пучецкой слободки. Предание об этом местные жители тоже сохраняют до сих пор. Помолившись в старинной Покровской церкви, отдохнув и пополнив запасы, ратники направились в Юрьевец. Как и везде, жители окрестных сел и деревень встречали их с иконами, хлебом — солью, колокольным звоном.

«Юрьевчане же тако ж прияша с радостию», сообщают авторы «Нового летописца». Войско встречали недалеко от деревни Мохнево, в том месте, где река Воля впадает в Волгу. На берегу ополчение расположилось лагерем на отдых, а также для того, чтобы наладить взаимодействие с властями и жителями Юрьевецкого уезда, дождаться нового пополнения людей и запасов. Известно, что К.Минин вел строгий учет всех доходов и расходов, возложенных на него, для чего тоже нужно было время. Считается, что стояли у Юрьевца три дня, ждали пока подойдут воины из других частей уезда.

Место это было выбрано не случайно. Рядом располагалось село Соболево-Никольское, которое ещё в 1582 году было передано царем Иваном Васильевичем Грозным Троице-Сергиевой Лавре. Сюда, на Троицкое подворье, из-под Москвы приходили важные сведения о том, что делалось в центре, здесь Минина и Пожарского точно ждали, подготовив при этом и всю возможную помощь.

Через какое-то время руководство ополчения прибыло в город Юрьевец, где на торговой площади собрались посадские и земские люди. Во всех городах и селах, где проходило войско, Минин и Пожарский выступали перед их жителями. Речи их везде были примерно одинаковы. Они говорили о спасении Московского государства и царствующего града Москвы, об изгнании поляков, о борьбе за Веру Православную. Они просили помощи: людей и казны. Д.М.Пожарский, «желая обеспечить надежность тылов, приводил местных жителей к присяге. Каждый должен был, целуя крест, дать клятву верности: «Стоять за один и быть в совете за общее дело». Выступая перед горожанами, Минин и Пожарский наверняка вспомнили о подвигах местных жителей в борьбе с поляками в 1608-1609 годах, о помощи им прп.Макария Унженского, и призвали население» на дело святое!

Никак не обошлось пребывание в Юрьевце без массовых молебнов и служб. А с учетом того, что движение войска не могло быть быстрым, то вполне можно даже допустить мысль о том, что именно на Юрьевецкой земле было положено начало Великого Поста. И в стенах многочисленных храмов звучал Покаянный Канон прп.Андрея Критского. Но даже, если это и не так, то в любом случае, время пребывания в Юрьевецком уезде приходится на одну из седмиц Великого Поста, каждая из которых наполнена своим важным смыслом, налагает на человека определенные обязанности духовного и телесного воздержания, стремления к очищению не только от внешних врагов, но и внутренних. Это было время не только материальной, но и духовной подготовки к ратному подвигу.

 

9. «…Усердно снабдили его ратниками…»

 

Немногочисленные документы тех лет сообщают нам, что юрьевчане усердно снабдили Пожарского ратниками… на великое дело избавления Отечества. В.Татищев пишет, что в Юрьевец Повольский «многие дворяне с разных городов приезжали».

Из юрьевецких служилых людей того времени нам известен Григорий Алябьев, который за службу свою имел в Юрьевце поместье (100 чети), а потом за службу же просил у Трубецкого и Пожарского добавить ему земель в Арзамасском уезде. Выше говорилось о владениях князя А.Ф.Лобанова-Ростовского. Поэтому есть основания предполагать, что поместные ратники были свёрстаны и здесь воеводой Т.Я.Лазоревым. Учитывая какие большие надежды Минин возлагал на молодежь, «то можно утверждать, что в отряды ополчения влились и молодые юрьевчане — дворянские дети, достигшие 15 лет».

«А также пришли с Низу мурзы с юртовскими татарами…». О них «Новый Летописец» дополняет: «Тут же в Юрьевец приидоша Татарове юртовские многие люди».

В годы Смутного времени часто и помногу брали на службу даточных и посошных людей. В составе рати они устраивали дороги, мосты, укрепляли позиции, во время боев помогали ударным частям для выполнения поставленных задач. Эти воины, по обычаю, распределялись по полкам дворянской рати, как стрельцы, казаки, пушкари, иноземцы. «Посошная и подымовая служба посадских людей отличалась обязательностью. Военную повинность по выставлению для участия в военных действиях ратников несло городское наследие в целом. Набор ратников с городов производился в случае военной опасности с определенного количества дворов».

Военные историки утверждают, что общая боеготовность населения в XVII веке была очень высокой: среди посадских ружьё имел один из пяти человек, а среди крестьян и бобылей, пищали находились у каждого шестого человека.

Указы о сборе людей на Руси рассылались по городам заранее. Времени на сборы давалось не более 15 дней. Ратные люди должны быть «добры, и молоды, и резвы, и из луков или из пищалей стреляти были горазды, от отцов детей, и от братьи братью, и от дядь племянников, а наймитов и зерньщиков не имать».

Прибором стрельцов в Смутное время также занимались местные власти — посадские земские старосты. Жалование стрельцы получали «мирское, земское». Головы и сотники у них были выбраны тоже всем миром.

Кроме всех названных категорий воинов из Юрьевца к ополчению могли быть приданы пушкари. Пушкари, освобожденные от некоторых налогов и повинностей, «должны были пребывать в постоянной готовности к походу». В таких «старых» городах как Юрьевец пушкарская служба была наследственной: каждый пушкарь и затинщик готовил себе смену из детей или племянников. Для людей «пушкарского чина» служба была вечной.

Какое-то количество профессиональных воинов выставляли монастыри, которых в юрьевецких землях было немало.

Собравшись в определенном месте, из людей, примкнувших к ополчению, формировались и обучались новые отряды, назначались их военачальники-пятидесятники и десятники. Их выбирали из посадских же и волостных «лучших» людей. Все были обеспечены пропитанием. В свободное время воины тренировались, отрабатывали приемы военного боя, готовили оружие и всё необходимое для похода: чинили, ремонтировали; помогали укрепляться остающимся в городе жителям. Войско Пожарский содержал не только в довольствии, наделяя служилых жалованьем, но и «в страхе, не допуская никаких обид делать», «чрез что его войско каждодневно стало умножаться».

Собрав всех воинских людей в уезде, князь заставил их принести следующую клятву: «Быть в совете и соединении, стоять за Московское государство, друг друга не побивать, не грабить и дурного никому не делать. Московских воевод, дьяков и голов, и всяких приказных людей в свои города не пускать и стоять за общее дело до тех пор, пока Бог не даст государя на Московское государство. Выбирать Государя всей землей Российской державы, а если казаки из первого ополчения выберут кого-то по своему хотению, то того не признавать».

Из Юрьевца в другие города и селения спешили гонцы с новыми призывами, просьбами, вестями. В Юрьевец, по данным Латухинской степенной книги (XVIII век), «прииде весть ко князю Дмитрию и Козме Минину: иако послал Заруцкой на казаков многих в Ярославль, и в Поморские городы со Андреев Просовецким. Осмыслив сие: чтобы не дать в соединении приити Ярославцам, с нижегородскою ратью. Князь Дмитрий же посла на скоро брата своего князя Дмитрия Петровича Пожарского лопату с ратными людьми к Ярославлю…».

 

 10.  «… дали денег и запасов, сколько могли, по своей воле…»

 

Заранее по городам собирали не только воинов, но и казну и запасы, необходимые в походе: «…и писаша грамоты из Нижне Нова града от всей земли по градом и по болшим сёлам, чтобы ратным людем на станех готовили запасы и кормы, чтобы никакие скудости не было.»

Прибыв в Юрьевец, руководители ополчения получили «казну многую», чему все были очень рады. Возможно, что часть казны из Юрьевца уже была отправлена в Нижний вместе с людьми для похода на Москву через Суздаль, а здесь, в Юрьевце, как ранее в Нижнем и Балахне, а позднее в Костроме, К.Минин с посадских людей собрал дополнительную дань «по прежнему своему уставу: две части он взял, одну часть оставил», а служилым людям с воинами идти велел.  Тогда деньги в казну собирали посадские земские старосты. По решению, принятому на общем сходе, юрьевчане проявили усердие и средств не пожалели. Документы свидетельствуют: дали казну многую; значит, было кому и чем поделиться. Оброк денежный верстали по «животам и по промыслам, и по угодьям, то есть по достатку дворохозяев».

На военные нужды тяглое население собирало в казну стрелецкие деньги, ямчужные деньги (ямчуг-селитра) для производства боеприпасов и полоняничные деньги для выкупа пленных.  Кроме всего, к ним по приговору всей юрьевецкой земли на святое дело добавлялись две трети личного имения. В казну на содержание войска внесли и монастырские деньги.

«На всех стоянках, — пишет современник, — продовольствие и запасы готовы были, ратники ни верхнюю одежду; местные кузнецы поновляли оружие, ковали новое: копья, сабли и другое. Всякий в чем недостатка не имели». Так он написал о Балахне, о Юрьевце и о других стоянках.

​

​

​

Старинное предание села Лужники близ Пучежской слободы Юрьевецкого уезда свидетельствует, что когда ополчение из Нижнего Новгорода проходило мимо, «тогда целую ночь пучежские женщины пекли хлеб для ополченцев». Надо полагать, что хлеб женщины пекли повсюду, где шло народное воинство. Более того, тогда по законам военного времени «с собой каждый должен был иметь провианта на 4 месяца, и обеспечить доставку дополнительно, если это потребуется. В поход брали сушеный хлеб (сухари), несколько муки, которую для еды мешали с водой, делали небольшой комок теста и ели сырым. Брали с собой сушеное мясо и рыбу».

Кроме продовольствия в Юрьевецком уезде запаслись сеном. Пожни — сенные угодья и заготовка сена были важной хозяйственно-экономической отраслью уезда, наряду с рыбным промыслом. Спешили помочь ратникам люди разных профессий: ремонтировали подводы, сани, утварь; шили из кожи доспехи, стремился помочь, чем мог. Особое внимание уделяли оружию. Уездные земские воины были вооружены за счет посада и волостей луками, пищалями, топорами, рогатинами. Снимались с крепостных стен имеющиеся пушки. Стрельцам для пищалей приготовляли боевые запасы. Для изготовления снарядов русские пушкари использовали каменные, железные, свинцовые, медные, а позднее чугунные ядра. Широко применялся «дроб» — рубленые куски металла, камни, но чаще всего применялся кузнечный шлак.

За короткое время стоянки успеть надо было много. Наконец, пришло время идти дальше.

Покидая город, Пожарский оставил в Юрьевце небольшой гарнизон для охраны, чтобы никто не мог совершить что-либо дурное жителям. Заручившись их крестоцелованием, руководители ополчения рассчитывали и впредь получать от уездных людей подмогу. Воеводой в городе утвержден был известный уже нам Тимофей Яшманович Лазарев.

Охранять Юрьевец, то есть в осадной городовой службе, остались отставные дворяне, дети боярские, которые не могли нести полковую службу по старости, болезни или из-за тяжелых увечий. Но это не значит, что ответственность за оборону города легла только на них. Охрана и защита городов считалась одной из повинностей всего населения уезда. Оно не только содержало горнизон, но и защищало город в случае беды. «С этой целью правительство всегда требовало, чтобы в городах вооружены были все домохозяйства». Боевым оружием, в том числе и огнестрельным, были вооружены многие уездные крестьяне.

Проводив ополчение, юрьевецкие жители продолжали трудиться, молились о своих близких, терпеливо ожидая вестей от них.

 

11.«Уж повел их славный князь Пожарский за славный  Москву-город сражаться…»

 

Управив свои дела в Юрьевецком уезде, земская рать по ёлнатской дороге направилась в сторону Решмы вверх по течению Волги. Путь полков пролегал по тем местам, где немногим более трех лет назад местные жители юрьевецкой, елнатской, коряковской, решемской волостей сражались и смогли нанести существенный урон воровским отрядам тушинского самозванца. Это были места, которые оберегали молитвы прп. Макария Унженского. Храмы в честь святого были построены и в Юрьевецком уезде, и в селах рядом лежащих дворцовых волостей вдоль берегов Волги, начиная с Пуреха и Городца.

Звон колоколов и общая молитва соотечественников вновь провожали ратных людей. Вслед войску, не застав его в Юрьевце, скакали посланцы-вестовые из Владимира, из-под Москвы. От них юрьевчане узнали о том, что владимирцы готовы сражаться под знаменами ополчения, что окольничий Артемий Измайлов «с князем Дмитрием в единой мысли и совете»; что люди Трубецкого и Заруцкого вместе со своими вождями винились перед Пожарским в измене псковскому вору.

Силы земского войска крепли благодаря помощи поволжских городов. Их уже хватало на то, чтобы защитить от разграбления северные поморские земли. С.Платонов пишет: «обе стороны — и земская и казачья — одинаково понимали, что неразорёный Смутой север является прочной базой для того, кто им владеет… Ополченцы очистили север от казаков и установили там свой контроль».

В Ярославль ополчение прибыло 1 апреля по старому стилю, 12 апреля здесь встретили Пасху. Здесь окончательно оформился «Совет всея земли,» чью власть признали Замосковный край, Понизовье и Поморское города. Среди них был и Юрьевец. Была сформирована программа, в которой важнейшей задачей провозглашалось восстановление национальной православной монархии.

Грамоты с призывами о единстве, с просьбами о помощи приходили в русские города регулярно. Поэтому в Юрьевце знали обо всем, что происходит и в Ярославле, и в Казани, и в Москве, и в других городах. В апреле 1612 года в города от Пожарского были разосланы грамоты, где писали, что без государя очень трудно, что стране без него грозит «конечное разорение». По просьбе князя в Юрьевце, как и повсюду, выбирали двух человек и направили в Ярославль «для общего совета». От имени горожан, также по просьбе Дмитрия Пожарского, было направлено обращение в подмосковные полки, чтобы «воинские люди отстали от псковского вора и не чинили с новым ополчением розни».

Собрать Земский Собор в Ярославле не удалось. Выборы царя отложены. Нужно было поторопиться на освобождение Москвы. Первый отряд всадников (400 человек) вышел из Ярославля во второй половине июля 1612 года и, прибыв к Москве, поставил острожек у Петровских ворот. В начале августа у Тверских ворот укрепился второй отряд (700 всадников) ополчения. В конце августа прибыли основные силы вместе с Пожарским, остановились у Арбатских ворот. Эти данные дают нам возможность представить, где примерно сражались юрьевчане, входившие в какие-то из этих отрядов.

Обстановка возле Москвы все больше складывалась в пользу русских, численность их росла, «и они усилили осаду Москвы, не жалея ни старания, ни усердия, ни труда, ни крови, чтобы вернуть её себе со всем, что к ней относилось…», — так написал в своей «Московской хронике» Конрад Буссов, еще один современник тех событий. Ходкевич уже ничем не мог помочь тем, кто засел в Кремле.

К началу октября (по старому стилю это был уже 1613 год) силу земского ополчения увидели и почувствовали казачьи воеводы. По городам была разослана новая грамота от Совета всея земли. В Юрьевце и уезде, как и везде, люди узнали и порадовались тому, что воеводы обоих ополчений прекратили распри между собой: «а ныне по милости Божией, меж собя мы Дмитрий Трубецкой и Дмитрий Пожарской, по челобитию и по приговору всех чинов людей, стали во единачестве и укрепились…».

А немного времени спустя во все города пришла весть о капитуляции польского гарнизона и освобождении Москвы. Повсюду во всех храмах России прошли благодарственные молебны; и теперь уже радостно звонили колокола. В Москве в конце октября очищали улицы, первого ноября состоялся крестный ход и благодарственный молебен. После этого ополченцы начали возвращаться домой. К январю 1613 года оба ополчения были распущены, но до окончания смуты в стране было ещё далеко.

Победа над поляками не помирила русских людей, казаки продолжали грабить, за свои интересы продолжали сражаться Заруцкий и его сторонники. Московские власти в лице Совета всея земли не контролировали огромные регионы, такие как Новгородскую землю, Казанскую, Нижнее Поволжье и Астрахань, западные земли и Смоленск. Повсеместно продолжались мятежи. Но тем не менее главное было сделано: в стране был избран и утвержден землею русский Царь, которого по молитвам множества людей «Бог дал». Грамоты, датированные ноябрем, предлагали для выбора Царя прислать по пять человек от каждого сословия; людям следовало прибыть в Москву 6 декабря и привезти налоги за два года. По декабрьской грамоте жители городов и уездов должны были направить уже десять человек, а также всех бояр, окольничих, думных дворян, членов царского двора чашников, стольникови т. п., представителей духовенства, купечества, ремесленников и черносошных крестьян. В Москве ждали людей разумных, бесстрашных и «без всякой хитрости». С ними горожане должны были прислать наказ — за кого голосовать. Выполнить просьбы Пожарского и Трубецкого жителям страны было нелегко по разным причинам. Выборщиков прибывало мало. И тогда в города ушли грамоты в третий, по словам воевод, последний раз. Теперь они просили прислать от земель по 20 человек. Это было важно! Нужно было снизить риск очередного недовольства выбранным Царем, неподчинения ему, и укрепить его легитимность. По подсчётам историков своих представителей выслали около 40–50 городов. Среди выборщиков были представители Луха, Юрьевца, Шуи, Кинешмы. В числе тех, кто подписал итоговый документ — «Утвержденную грамоту» об избрании на царство Михаила Романова, стоит подпись Федора Красного, того самого, кто возглавлял в 1609 году восстание в Юрьевецком уезде.

 

12. «Бог же призрел на ту рать…»
 

Значение победы народного ополчения для нашей страны велико. Оно сыграло решающую роль в выборе будущего России. Ведущей силой в нем были простые честные глубоко верующие люди, на сторону которых встали и другие народы, увидев в них нравственную и духовную опору стабильности, порядка и безопасности. Порядочные и непорядочные люди были и есть среди всех сословий и народов. И каждый в те годы делал свой выбор. Как всегда, сила оказалась у тех, кто стоял за правду, не кривил душой, кто пережил истинное покаяние и очищение души за совершенные ошибки. Это позволило значительной части населения своевременно осознать необходимость ведения жесткой, бескомпромиссной борьбы с иностранной угрозой и мобилизовать силы и средства. Перед лицом национального и религиозного рабства люди смогли преодолеть в себе сословные барьеры, вражду, месть, боль, уныние, апатию и другие факторы, препятствующие объединению. Всесословным единым земское освободительное движение стало благодаря высокой духовности, любви к близким и к своим традициям, а также по причине глубокого неприятия тех разрушительных ценностей, которые несла с собой и навязывала западная цивилизация. Её цинизм, разврат, расчет были не понятны, не привычны, не полезны и неприемлемы.
У людей, шедших в Москву, не были целью возмездие и месть. Они шли восстанавливать порядок в землях, в головах и сердцах соотечественников, повсюду показывая свое милосердие и великодушие. Но все это пришло к ним не сразу. Чтобы дорасти до этих чувств нужно было испить чашу страданий, очистить себя покаянием и пожертвовать своим личным благополучием: только претерпевший до конца спасется. Принцип «своя рубашка ближе к телу» потерял силу перед принципом «Умри, но с родной земли не сходи!». Рубашек много, а Родина одна. Она одна у холопа и у попа, у купца и боярина, у Кузьмы и у Дмитрия. Трудно это было понять Осипу Будиле, написавшему в ответе Пожарскому следующие слова: «Лучше ты, Пожарский, отпусти к сохам своих людей. Пусть холоп по-прежнему возделывает землю, поп пусть знает церковь, Кузьмы пусть занимаются своей торговлей — царству тогда лучше будет…». Не понимал Будила, что такое любовь к родной земле, не видел в человеке иного чина и сословия брата по вере. Поэтому и не было в делах его наемных правды. Как и воровское казачье и боярское московское правительства, польские ревнители порядка видели в ополченцах бунтовщиков, и не видели русского и российских народов, вставших против их неправд: воровства, измены, ереси и латинства, украшавших себя лживыми фразами о благих намерениях.

Ополчение же, духовно опираясь на Православие, не требовало власти себе и не боролось за неё. Они желали только одного — спасти Россию и её православную государственность. Наемнику такие чувства недоступны. Его цель — нажива. Со временем он просто превращается в убийцу. Это уже не воин и тем более не носитель справедливости. Он проводник зла. И с позиции Высшего Божьего Знака такой человек рано или поздно обречен на поражение. Россия во время Смуты показала это со всей очевидностью.

​

​